Когда девушке обрезают крылья, она пересаживается на метлу.
О наболевшем и доставшем нас до самых печенок
Я помню, был декабрь... Майдан. Сверкал в твоих ресницах иней.
Я спрятал шарфик бело-синий... Прости мне милый тот обман!
- Давай, родная, сотворю, Тебе сейчас весны немного? -
И мы распили термос грога... Ты улыбнулась декабрю!
Потом - Андреевский... Подол... Я целовал твои ладони...
Конечный пункт - на Оболони, Венчал с двумя свечами стол.
Я б не сказал - была игра: Мы были откровенны, вроде,
И говорили о свободе и о кальянах до утра.
Потом: глаза и губы... Грудь... Едва раздеться мы успели,
Нас принял микрокосм постели, Где нет политики ничуть...
Я робок был с тобой, и смел! Но если б знала ты, родная,
Что всех "оранжевых" тогда я вот так, в твоем лице, имел! (С)


Я помню, был декабрь... Майдан. Сверкал в твоих ресницах иней.
Я спрятал шарфик бело-синий... Прости мне милый тот обман!
- Давай, родная, сотворю, Тебе сейчас весны немного? -
И мы распили термос грога... Ты улыбнулась декабрю!
Потом - Андреевский... Подол... Я целовал твои ладони...
Конечный пункт - на Оболони, Венчал с двумя свечами стол.
Я б не сказал - была игра: Мы были откровенны, вроде,
И говорили о свободе и о кальянах до утра.
Потом: глаза и губы... Грудь... Едва раздеться мы успели,
Нас принял микрокосм постели, Где нет политики ничуть...
Я робок был с тобой, и смел! Но если б знала ты, родная,
Что всех "оранжевых" тогда я вот так, в твоем лице, имел! (С)
